15 июня президент Путин отвечал на вопросы граждан страны в студии, расположенной в здании Гостиного двора в Москве. Ну, я сидел в той же студии, пытаясь задать вопрос от профсоюзной аудитории. Поскольку такой опыт участия был для меня внове, то имеет смысл рассказать о вещах, обычно остающихся за кадром “Прямой линии”. А потом вернуться к вопросу, который так и не прозвучал.

Большинство людей, собравшихся в студии, как я мог понять, были вполне реальными общественниками, приехавшими из разных регионов. Интересно, что вся подготовка велась в обстановке полной секретности, вплоть до того, что многие, уже прибыв в столицу, не вполне понимали, куда именно и зачем именно их пригласили. Самая интересная версия будущего события, которую я услышал в разговоре с одним участником, - “должен был быть круглый стол по туризму”. Причина подобной секретности, по словам организаторов, заключалась в том, чтобы людей не дергали “желтые” издания и они могли спокойно подготовиться к встрече.

Суть предстоящего события раскрылась только 13 июня на большом техническом собрании, которое провели в Подмосковье. На нем объяснили детали (не рвать из рук ведущей микрофон, не надевать рубашку в полоску и пр.), а после - разделив примерно сто человек на несколько групп, опросили: что, собственно, вы хотели бы спросить у президента? Должен сказать, что никаких ограничений по тематике вопросов не было, просили только укладываться с вопросом в минуту.

Несмотря на то, что “Прямая линия” началась в 12 часов, сбор в Гостином дворе был назначен на 9 утра. Был небольшой буфетик с чаем-кофе и блинчиками, впрочем, участники есть - ели, а пить остерегались, чтобы не выбегать из зала во время многочасового телемарафона. Рассаживали аудиторию в привязке к ведущим, которые на техническом собрании и опрашивали нас на тему предстоящих вопросов. Таким образом, что при планировании - кому и когда предоставлять слово - ведущие с самого начала ориентировались, где именно сидит в зале человек с тем или иным вопросом. То есть как таковой цензуры не было - просто была возможность дать слово тому из аудитории, кто был определен.

Теперь насчет моего незаданного вопроса и тех вопросов, которые были заданы. Конечно, работа накладывает отпечаток на образ мыслей. И в этом смысле я считаю, что нашей профильной профсоюзной теме - работа и зарплата - вполне могла бы быть посвящена отдельная “прямая линия”. Это подтверждалось и большинством поступавших вопросов, которые транслировались на больших экранах в студии. Но закавыка заключалась в следующем. Многие вопросы были… частного, что ли, порядка.

Вот выступила девушка - учитель из Иркутской области - насчет своей маленькой зарплаты. Вот девушка из Апатитов попросила вернуть больницу в город. И президент пообещал заняться их проблемами.

Но ведь практически все профсоюзные активисты могут сразу и без запинки сказать, что эти частные проблемы носят системный характер. Что зарплата у молодого учителя может быть небольшая потому, что работает учитель на одну ставку, без дополнительной нагрузки. А будет пахать на полторы-две ставки по 12 часов в день - и зарплата вырастет. И у медиков - то же самое. Потому что это не сбой системы, а выстроенная система оплаты труда бюджетников. И президенту, по-хорошему, нужно разбираться не с одной девушкой, а с системой.

То же самое относится и к больнице в Апатитах. В стране за последние десять лет сократили почти половину медучреждений. И возвращение президентом одной больницы в Апатиты эту построенную - или разрушенную - систему здравоохранения не изменит.

Я хотел спросить: что президент думает о мухлеже с майскими указами, которые сейчас пытаются выполнить, манипулируя с размерами средних зарплат? Я предполагал спросить: почему государство, в принципе, ушло от попыток регулирования зарплат во внебюджетной сфере, где даже майских указов нет? Что он думает о социальном расслоении, когда за последние три года реальные доходы упали на 9,7%, а только за 2016 год число долларовых миллионеров в стране выросло на 10%? И - не пора ли государству открыто сказать, как оно собирается поднимать доходы работников? И - не считает ли он, что имеет смысл пойти по пути Рузвельта периода Великой депрессии в США в 30-х годах прошлого века, возвращая российским профсоюзам права, которые за последние 25 лет подрастащили? Чтобы мы - профсоюзы - сами обеспечили работникам рост зарплаты...

Я совершенно не был уверен, что смог бы уложиться с этими вопросами в одну минуту. Но ответы президента как минимум прояснили бы трудовую перспективу для работников, перспективу того, как власть предполагает растить их доходы. Даже если бы я не был согласен с ответом, то хотя бы его знал. Потому что сейчас мнения президента на эти темы не знает никто, а знать нужно - и чтобы соглашаться, и чтобы не соглашаться, и чтобы спорить.

Короче, слова мне не дали.

В известном смысле - это тоже ответ.

Александр Шершуков Газета "Солидарность"